По телевизору время от времени показывают жизнь "ветеранов" эстрады, как правило, в двух ракурсах: либо расспрашивают о жизни на пенсии, либо с нескрываемым цинизмом демонстрируют, как родня делит наследство. В первом случае, "звезда" улыбается и говорит, что сил много, планов громадье, и вообще, старость - это вторая молодость.

Во втором случае - полный хардкор. Людям нравится смотреть, как пилятся наследуемые миллионы, и на что готовы пойти родственники, гонимые алчностью.

Вот об этом, и о многом другом, рассказал без прикрас Александр Ширвиндт в интервью:

- Если не можешь жить в стране, которую любишь, люби страну, в которой живешь.

- После того как мы решили освободиться от советского прошлого, мы ничего не создали, кроме эфемерных надежд. А вектора-то нет! И нет корней, потому что их все время выкорчевывают. А теперешние саженцы крайне подозрительны.

- На ключевых руководящих постах в сфере культуры сидят дилетанты.
Время изменилось. В мире, где всем правят деньги, важно не стать лучшим и выдать качество, нужно умудриться выдать такой продукт, на который спрос будет выше. Кто-то из известных режиссеров признавался, что ставит один фильм для себя, из любви к искусству, а другой, за который ему жутко стыдно (полная халтура), для массового зрителя, который платит деньги.

Разве не было в СССР проходных фильмов и книг? Графоманов и самозванцев? Были. Но наша память это такая штука, которая стирает все плохое и лелеет только самое лучшее.

- Со всех сторон пропагандируют успех. А успех в нашем обществе во многом связан с наглостью и напористостью, с умением договориться с собственной совестью ради результата. О порядочности, чести, долге вспоминать не любят. Они совершенно не рентабельны.

- Если без позы, для меня порядочность - чтобы не было стыдно перед самим собой в районе 3 часов ночи.

- Как говорил кто-то у Чехова, все болезни от нервов. А нервы — это что? Нервы — это стрессы. А стрессы — это что? А стрессы — это жизнь. Поэтому я всю жизнь стараюсь себя обезопасить иронией.

Но все-таки с годами накапливается огромный запасник негатива. Поневоле что-то остается в осадке и уже не вымывается ни иронией, ни юмором, ни скепсисом, ни цинизмом. Это превращается в такую корку, которую не размочишь ничем.

- Многим кажется, что мудрость - это всепрощающий взгляд на жизнь, на людей. И если ты носишь внутри себя плохое настроение и скепсис, значит, ты остолоп, который за долгие годы так ничего и не понял.
"Как прекрасен этот мир, посмотри" - поется в песне.

Но самое важное в любом возрасте, это быть самим собой. Злиться, если хочется злиться, беситься от несправедливости и отчаяния. А не ходить с улыбкой до ушей, как блаженный. Хуже может быть только фальшивая улыбка.

- Дожив до преклонных лет, я остро ощущаю некомфортность пребывания в нынешнем поколении.
Сохранить себя, гордо не замечать болячек, иронично взирать на кипящую вокруг действительность, по-королевски благосклонно, пусть с некоторой корыстной хитрецой, принимать преклонение и заботу…
Старость — противная штука. Непредсказуемость недугов — смысловых ли, физических ли. Или мгновенная засыпаемость не тогда, когда надо.

Александр Анатольевич в своей книге "В промежутках между" рассказал, как обратился с кипой анализов к светиле медицине, академику. А тот даже смотреть не стал бумажки, сказал, что после 80-ти лет разваливаться на части - вполне нормально. Ширвиндт выдохнул с облегчением, но похвастался, что бросил курить.

Академик укоризненно покачал головой: "В нашем возрасте нельзя ничего менять. Доживаем так, как привыкли".

Конечно, умирать надо вовремя, но как высчитать в наш меркантильно-прагматичный век, когда это вовремя, чтобы «благодарные» потомки тоже вовремя спохватились и поняли, кого они потеряли.

Плоды твоего воспитания не всегда видны при жизни, очень много становится очевидным позже. Казалось бы, на том свете тебе дела нет до земных перипетий, а все же люди совестливые, с высокой нравственностью, переживают и за этот момент. Важно оставить после себя не только имущество, но и добрую память, достоинство.

Александр Ширвиндт

https://t.me/tkacheva_svetlanaN

Отредактировано S&M (2023-03-17 06:01:31)

НАУЧИСЬ У МУРАВЬЯ

Однажды, будучи на природе, я наблюдал удивительное зрелище: проснувшись рано утром, вижу, что в мой пятилитровый прозрачный бачок с водой попало несколько десятков муравьев. Сначала они барахтались врозь, но потом постепенно начали собираться в кучку. Увидев, что муравьи взбираются друг на друга и, как мне показалось, топят своих же, чтобы выжить, - я отказался от мысли им помочь.

Каково же было мое удивление, когда через два часа увидел муравьев живыми. Они создали маленький плавающий живой островок, расположившись друг на друге в виде пирамиды. Меня заинтересовала живучесть этих насекомых, и я стал наблюдать за ними.

Те, что были внизу, конечно же, находились в воде, но до определенного времени. Их добровольно сменяли муравьи с верхнего ряда. Они спускались в воду и только после этого, уставшие держать своих сородичей, насекомые вылезали на этот живой островок для отдыха, чтобы потом вновь сменить своих друзей. Причем ни один из них не пытался быстрее подняться на верх, наоборот, спешили спуститься в воду, туда, где было труднее всего.

Я был поражен их героическим самопожертвованием и взаимовыручкой и потому решил быстрее им помочь. Мне удалось найти ложку, которая легко входила в горлышко сосуда. Когда муравьи увидели спасение, они организованно по одному вылезли на сушу, но один, все-таки обессиленный, не смог зацепиться за край ложки и остался барахтаться в воде. Заметив это, последний муравей, замыкающий
колонну, вернулся обратно.

Я как будто слышал, что он зовет его и умоляет: "Держись, брат, я тебя не брошу!". Понимая, что с "берега" не дотянуться, муравей стал спускаться в воду, но тут я не мог больше смотреть на эту щемящую сердце картину и подвинул ложку поближе. Тогда он легко дотянулся до своего собрата и вытащил его.

Таким образом, эта живая плавающая пирамида выжила благодаря взаимопомощи. Весь процесс наблюдения вызвал у меня массу разнообразных чувств.. Сначала было осуждение, когда я подумал, что муравьи топят друг друга. Затем удивление, что они остались живы после долгого плавания в воде. Потом было просто интересно наблюдать за ними, но, когда увидел четко отлаженную систему самоспасения, я пришел в восторг.

Каждое насекомое знало, что ему нужно делать. И, конечно, я сожалел, что с самого начала не помог муравьям. Они своим поведением заставили меня устыдиться.

И последнее чувство, которое я пережил в это время, - великая досада. Непрерывным потоком ко мне шли мысли о людском - равнодушии, разногласии и недоброжелательности и т.д. Хотелось закричать на весь мир: "Люди! Если вы не знаете, как надо жить, научитесь хотя бы у муравьев". Неужели мы глупее насекомых?! Нет толку от людских молитв, если они не подкрепляются делами.

Давайте будем как муравьи... помните, в единстве – сила.

Автор - С. Хрибар

https://t.me/tkacheva_svetlanaN

Ночь. Улица. Фонарь… Выходят после работы две немолодые продавщицы. Поговорили о том, о сем. Одна другой:
- Ой, устала, как собака. Сейчас бы на чем угодно домой доехала, хоть на вертолете… Трамвая-то не дождешься уже…
Другая ей в ответ с иронией:
- Нет уж спасибо, я ТОЛЬКО сама…
И поведала следующую историю:
- Стою как-то на остановке... вечер, поздно уже, на улице ни души, трамвая как всегда нет и нет, сумки тяжеленные… Потом смотрю, вдалеке кто-то прыгает. Я напугалась, отошла вглубь остановки и вижу…парень на метле скачет, остановился напротив меня и спрашивает:
- Чего, нет трамвая?
Я стою, ни жива, ни мертва и говорю:
- Нет пока, но придет скоро.
А он:
- Вряд ли ты его дождешься, время-то позднее, садись, подвезу тебя! Я ему с испугом:
- Да что вы, спасибо, я сама как-нибудь…
А он мне грубо:
- Садись быстро, сказал, а то сейчас бензин закончится, я тебя сейчас с ветерком домчу…
Я стою, ноги трясутся, озираюсь по сторонам, ни трамвая, ни людей….А парень-то крепкий был…Думаю, может больной какой из психушки сбежал. Сейчас как даст по башке метлой или еще чем, и вспоминай, как звали… Ну вот, взяла я свои котомки, ногу перекинула, и на метлу села в качестве «пассажира» . И поскакали мы с ним. А он мне и говорит:
- Тетка, ты не просто так сиди, а покрикивай иногда: «Йехууууууууу, наконец-то я дождалась принца на вороном коне»….
Вот, скачем мы с ним, я ору периодически, а сердце замирает от страха, думаю, сейчас доскачем до дому, а дальше чего? Чего еще делать заставит, или прибьет вовсе, никто ведь не знает, что у него в голове… В общем проскакали мы с ним 3 остановки, молодежь нас на телефоны снимают, повзрослее люди, шарахаются в разные стороны… Прибыли к дому моему. Я слезла с метлы и в ужасе жду указаний. Он говорит мне:
- Ну, благодари теперь, что бесплатно доехала)))
Я ему:
- Ой, спасибо, господин, что в целости и сохранности доставил.
А сама боковым зрением посматриваю, чем бы огреть его, если что…. А он мне подмигивает:
- Ну, пожалуйста! Может тебя до квартиры проводить?
Я ему:
- Да ладно, спасибо, я сама как-нибудь..
Он:
- Ну как хочешь,- развернулся и поскакал прочь…
Молнией добежала я до квартиры. Дверь захлопнула, сумки бросила, пот с лица смахнула, сижу на полу, в себя прихожу…. А тут дочь набросилась на меня, куда мол пропала, пешком что ли шла…
- Да, - говорю, - бегом бежала!
И поведала ей свое приключение. Настало утро, собираюсь я на работу. Вдруг звонок в дверь. Я с опаской смотрю в глазок, а там цветы. Я выдохнула, думаю, это дочке с утра пораньше ухажер букет притащил. Открываю дверь, а там… мужик тот стоит, с метлой и букетом. Я быстрее дверь закрывать, а он мне:
- Извините-извините, это вам цветочки, и рассказывает.
Играли они с друзьями в карты на желание, и проиграл он. Вот и придумали те эту историю с метлой, определили место и время встречи с какой-нибудь дамой, и чтоб она обязательно согласилась на метле прокатиться. Тут я и подвернулась.
- Извините, - закончил он.
- Сейчас я конечно со смехом вспоминаю ту историю, а сначала, недели 2 ходила и по сторонам озиралась, как бы ещё кто до дому не «подвёз»!)))

Блин, вот прочитал и не знаю что делать от этого рассказа. Смеятся или плакать?

В 1957 году когда мне исполнилось три с половиной года, моя мама привезла меня в гости к деду с бабкой, которые проживали в Сибири в верховьях реки Лены в деревне Головская. Огромный хозяйский дом с высоким крыльцом, резными наличниками. Как мне казалось в ту пору громадным амбаром и множеством надворных построек. Огород спускался до самой речки. У деда были свои охотничьи угодья и он приносил нам из тайги сладкую и душистую малину. Дед заготавливал огромное количество черёмухи сушили её на русской печи а после несли на мельницу и делали черёмуховую муку, из которой моя мама пекла неописуемые торты.
Когда печь протапливалась женщины месили тесто,. Вместо дрожжей использовали закваску на хмелю и когда караваи поднимались, сажали их на притухшие красные угли. Главная особенность, угли не должны были испускать синие язычки пламене, которые свидетельствовали о наличии угарного газа. А вот когда в печи оставались только черно красные уголки, тогда-то и сажали караваи. Незабываемый запах настоящего русского хлеба разносился по всей деревне, он запомнился мне на всю жизнь.
Готовые караваи выкладывали на длинный деревянный стол и накрывали вышитыми рушниками. Когда хлеб немного остывал один каравай раздавали деревенской ребятне, которые сидели на лавочке возле ворот и шмыгая носом втягивали аромах выпекаемого хлеба. Дождавшись и получив свою порцию они разбегались по своим домам.
У ворот дед соорудил огромную качелю с толстыми верёвками и широкой доской. Мы рассаживались на доску и пережёвывая душистый хлеб пели песни, дожидаясь когда поспеет печь для купания.
Из печи тем временем выгребали угли, золу и расстилали сено. Первый раз мне конечно же было очень страшно и я орал на всю деревню, что не хочу зажариться в печке, как хлеб и покрыться хрустящей корочкой. Я хорошо помнил, как в сказке Баба-Яга сажала в печь Иванушку. Мои деревенские родственники смеялись над городским недотёпой, который не хочет пропариться в печи.
Но во второй раз я залазил в печь уже самостоятельно... Мы выстраивались в очередь и нас всех поочерёдно заталкивали в печь которая была устлана духмяным сеном. Головы нам покрывали полотенцем или надевали вязанные шапочки. После прогревания нас обмывали тёплой водой и заталкивали на печь. Лежанка на печи была огромная и вмещала всех моих деревенских двоюродных братьев и сестёр. Мы грызли сушёную черёмуху, закусывали тёплым хлебом и запивали парным молоком. Наблюдая за взрослыми, которые усаживались трапезничать. На столе стояли разносолы, чугунки с картошкой, рыба разных сортов, грибы и множество разных блюд как мясных, так и овощных.Для запивки стоял квас, разные компоты и берёзовый сок, который хранился в ледяном подвале с самой весны.
Вся многочисленная родня рассаживалась за длинный стол... И тут начиналось представление:
- Ой, бабы, а куда это у нас все ложки подевались? Никак соседские ребятишки утащили? Вот негодники, - громко вздыхала бабушка.
- Придётся идти к соседям за ложками, - подхватывала кто нибудь из тётушек.
А мужики тем временем похихикивали да бороды разглаживали. Наконец дед, который всегда сидел во главе стола брал огромный каравай разламывал его на пополам и из него высыпались все ложки.
Мы все дружно смеялись и хлопали в ладоши.
Пока женщины купали детей, мужики находили каравай, в котором под коркой образовывалось пустое пространство при выпечке, надламывали его и прятали туда ложки, положив каравай на стол возле деда.
Нам подавали прямо на печь всё, что мы пожелаем со стола. После чего всю ребятню одолевал сон под заунывные распевы взрослых.
Никакой браги, никакого спиртного в нашем доме никогда не было. Жили в труде и в радости.

Сергей Александрович Бабичев

Коментарии:

Господи,как же жили то мы хорошо!
И хлеб,и черемуха и молоко!
Все свое…а мед!
А сейчас страшно в магазин ходить…одна сплошная химия…
И дружные все были какие!Ах как хочется вернуться мне назад…

P.S.

Помню. Бабушка сама пекла караваи хлеба когда колхозная хлебопекарка ломалась или останавливалась на ремонт. Разложенные на столе под рушниками. Помню вареники с творогом, с вишней. Пробовал сам масло сбивать из сметаны. Но тяжеловато мне тогда было, не по возрасту. Помню как это масло достают из мутной сыворотки. Оно такое мягкое. Его формуют, заворачивают в чистую тряпочку и опускают в погреб для застывания. Помню как яйцо искал когда курица раскудахтается во дворе. Помню два ведосипеда взрослых. Один отечественный, другой немецкий, привезённый дедом из Германии. Последний раз в 1973 году бабушка пекла в печи вкусные пряники, пышечки такие, присыпанные затем мукой, на помины деда ...

Отредактировано S&M (2023-03-30 19:41:23)

*НА РУСЬ*

Есть у слова «русь» и ещё одно значение, которое я не вычитал в книгах, а услышал из первых уст от живого человека. На севере, за лесами, за болотами, встречаются деревни, где старые люди говорят по-старинному. Почти так же, как тысячу лет назад. Тихо-смирно я жил в такой деревне и ловил старинные слова.

Моя хозяйка Анна Ивановна как-то внесла в избу горшок с красным цветком. Говорит, а у самой голос подрагивает от радости:
— Цветочек-то погибал. Я его вынесла на русь — он и зацвёл!
— На русь? — ахнул я.
— На русь, — подтвердила хозяйка.
— На русь?!
— На русь.

Я молчу, боюсь, что слово забудется, упорхнёт, — и нет его, откажется от него хозяйка. Или мне послышалось? Записать надо слово. Достал карандаш и бумагу. В третий раз спрашиваю:
— На русь?..
Хозяйка не ответила, губы поджала, обиделась. Сколько, мол, можно спрашивать? Для глухих две обедни не служат. Но увидела огорчение на моём лице, поняла, что я не насмехаюсь, а для дела мне нужно это слово. И ответила, как пропела, хозяйка:
— На русь, соколик, на русь. На самую, что ни на есть, русь.

Осторожней осторожного спрашиваю:
— Анна Ивановна, не обидитесь на меня за назойливость? Спросить хочу.
— Не буду, — обещает она.
— Что такое — русь?
Не успела она и рта открыть, как хозяин Николай Васильевич, что молчком грелся на печи, возьми да и рявкни:
— Светлое место!

Хозяйка от его рявканья за сердце взялась.
— Ой, как ты меня напугал, Николай Васильевич! Ты ведь болеешь, и у тебя голоса нет... Оказывается, у тебя и голосок прорезался.
А мне объяснила честь по чести:
— Русью светлое место зовём. Где солнышко. Да всё светлое, почитай, так зовём. Русый парень. Русая девушка. Русая рожь — спелая. Убирать пора. Не слыхал, что ли, никогда?
Я слова вымолвить не могу. У меня слёзы из глаз от радости. Русь - светлое место! Русь - страна света.

Милая светоносная моя Русь, Родина, Родительница моя! Мне всегда виделся невечерний свет в русом имени твоём, коротком, как вдох счастья.

Тут уж никуда не денешься. Тут всё из первых крестьянских уст...

*_С. Т. Романовский — рассказ «Русь» (отрывок)_*

Сердце остановилось. Усилия врачей были напрасны. Но вдруг, в тишине зазвучал крик медсестры... Реанимация...

Больно! Как же больно… Невозможно дышать…
Молодой мужчина шатаясь добрел до лавочки в сквере и присел, пытаясь отдышаться и унять боль, которая каленым стержнем пронизывала все тело. Но она не отступала, вгрызаясь в каждую клетку.
Мужчина попытался сделать глубокий вдох, но боль нанесла еще один удар и тело обмякло… Он уже не увидел людей, столпившихся вокруг, не услышал звуков сирены Скорой и голосов врачей, спешащих на помощь.

Свет… Откуда он? Такой мягкий и теплый. Где я? Боли нет. Да и тело такое невесомое. Мужчина пытался оглянуться, но вокруг клубился легкий туман.
А потом он увидел собаку… Большая овчарка шла к нему, неслышно ступая мягкими лапами.
И мужчина узнал его!
Это был Грей.
— Здравствуй, Хозяин.
— Грей? Ты?
Но…как ты меня нашел? И почему ты разговариваешь со мной?
Я сплю?
— Здесь все могут разговаривать и понимать друг друга.
Нет, Хозяин, ты не спишь. Ты умираешь. А я умер уже давно. Там, на той дороге, где ты выбросил меня из машины.
И мужчина вспомнил то, что старательно пытался забыть все эти годы.
То страшное и черное, что душило по ночам. Предательство!
— Вижу, что не забыл…
Помнишь, как разозлился на меня, старика?
Как трясясь от бешенства запихнул в машину и повез за город?
Как оставил меня на дороге и уехал, не оглянувшись? Помнишь…
А я ведь не виноват, что постарел и стал раздражать тебя.
Пес тяжело вздохнул и лег.
— Грей, я был уверен, что тебя подберут и ты найдешь новый дом!
— Не ври самому себе, Хозяин! Так ты успокаивал себя, оправдывая то, что сделал.
А я… Я долго бежал за машиной, но не догнал тебя и потерял след. Старый нос и больные лапы подвели меня.
Тогда я побрел на прежнее место и стал ждать, когда ты вернешься за мной.
Я верил, что ты обязательно вернешься за своим Греем.
Я верил тебе и любил так, как могут любить только собаки!
И очень волновался, как ты там один, без меня!
Некому принести тебе тапки, разбудить утром, лизнув языком, помолчать с тобой, когда грустно. Но ты все не возвращался. Каждый день я метался вдоль дороги, боясь, что ты не увидишь меня! А потом меня сбила машина… Я не сразу умер там, на обочине. Знаешь, что я хотел больше всего в тот миг, когда жизнь уходила из меня?
Увидеть тебя, услышать твой голос и умереть, положив голову тебе на колени. Но последний мой вздох услышала только холодная лужа.
А знаешь, нас ведь тут много таких: выброшенных за ненадобностью, замерзших на пустых дачах, заморенных голодом, убитых ради забавы… Вы, люди, часто бываете жестоки. И не хотите думать, что за все придется платить!
Мужчина опустился на колени перед собакой.
Тело опять пронзила боль.
Но это была боль от осознания содеянного ужаса своего поступка. Колючие слезы резали глаза и не приносили облегчения.
— Прости меня, пес! Прости!!! Собаки могут любить и прощать! Прости, хоть я этого и не заслуживаю!
Старый пес кряхтя подошел к человеку.
Хозяину, которого любил всегда.
— Я простил тебе мою смерть.
А вот тебе еще рано умирать. Плачь! Твои слезы – твое искупление.
Я попрошу за тебя. Теплый язык коснулся щеки, большая лапа накрыла руку мужчины.
— Прощай…

В реанимационном отделении врачи бились за жизнь молодого мужчины. Обширный инфаркт. Но все усилия были напрасны.
В 18:30 зафиксировано время смерти.
Сердце остановилось.
Конец…
Тишину реанимации разорвал крик медсестры: «Слеза! На щеке слеза! Он плачет!»
— Адреналин в сердце!..
— Дефибриллятор!…
— Разряд!…
— Еще разряд!!!
Ровная линия на экране монитора дрогнула и выгнулась слабой, но такой жизнеутверждающей дугой…
Месяц спустя молодой мужчина стоял на пороге клиники.
Он жив, и даже осенний дождь не может испортить счастье возвращения.
Его спасение врачи называли не иначе, как чудом!
Выйдя за ворота больницы, мужчина неспешно направился в сторону дома.
Он шел, погруженный в свои мысли, когда под ноги ему выкатился грязный и мокрый клубок, оказавшийся щенком.
— Привет, малыш! Ты чей?
Весь внешний вид
щенка говорил о том, что он ни чей и отчаянно нуждается в помощи.
Мужчина поднял малыша с земли, сунул за пазуху и заботливо поправил торчащее ухо.
— Пойдем домой,… Грей!

Старый пес, окруженный легким белым туманом, положил голову на лапы, устало вздохнул и прикрыл глаза.
Он спас в человеке Человека...

Лия Тимонина

Выпросила дочка попугайчика. Хотела обычного, волнистого, как у подружки. Папа пошел с ней в зоомагазин.
Домой они пришли с большой клеткой, в которой сидел взъерошенный серый попугай жако. Ну, дочка радовалась, так как продавец сказал, что попугай говорящий, зовут его Жора, ему 7 лет.
Бывшие владельцы отдали его на продажу из-за выезда в другую страну.
Попугаю в доме явно понравилось. Но говорить он категорически отказывался. Только свистел разные мелодии. А потом он понял, что когда звонит входной звонок, кто-то приходит, и становится интереснее. И Жора начал ловко имитировать звук звонка.
На его удивление, хозяйка сразу помчалась открывать, но... за дверью никого не было.
Такая ситуация попугая явно позабавила. Он решил проверить, как система работает в принципе. Он «позвонил» ещё раз. Хозяйка побежала. Потом ещё раз — опять пошла открывать.
* * * * *
Через пару дней хозяйке приходилось по 15-20 раз за день ходить смотреть в глазок.Ситуация стала напряженной.
А тут приехали на пару дней родители мужа и захотели дочке сделать подарок. Спросили, что хочет. А она захотела йоркширского терьера. Пошли, купили, назвали Сеня.
Щенок оказался умный. Он не реагировал на попугайские ложные «звонки». Но лаял, когда действительно кто-то приходил и звонил в дверь.
Хозяйка перестала бегать постоянно ко входу, чем была очень довольна.
А вот попугай был сильно разочарован. Но недолго. Через недельку эта пернатая сволочь всё же просекла, в чем фишка. Жора стал делать так: сначала «звонил», а потом сразу же лаял голосом Сени.
У хозяйки опять начался сложный период. Теперь после каждого звонка лают оба!
После этого Жора сказал первую фразу:
— Сеня, голос!
Папа звонок отключил. У двери написал: стучать.
Ждут теперь, когда Жора научится стучать.
Будут думать, что им делать дальше.

© интернет

Один я щас остался… совсем один. Старуха моя, того… уехала к сестре.
Сестра у ей болеет… каждую осень. Телеграмму шлет: «При смерти я!» Лет сорок уж помирает.

Говорю ей: «Что ж ты, поганка, делаешь? Я и так об одной ноге — ты опять норовишь сбежать. А куры на ком?
А корова? А поросенок?!» — «Я договорилася».
Договорилася она. Вот что творит, падло. Думаю развестись. А на что они щас?.. Все уж. От их щас одно беспокойство.

Зуб у ей летом болел. Думал: в гроб лягу. Враз заболел. Днем ходила — ничего, все зубы на месте. Ночью дергаться стала. Дергатся и дергатся. Твою мать! Что ж такое? А ну? Встал, свет зажег — раздуло у ей лицо — не признаешь. Ей-бо! Уже пошло на мою подушку.
— Помираю! Помираю!
— Чего,— говорю,— несешь? Кто от зуба помер? Сестра-аферистка сорок лет никак не помрет, и ты туда же. Что я тебе? Четыре утра! Куды я тебе? Кого-чего?! Спи знай! Утром у ей рот набок, язык не пролазит. Так-то говорит — не поймешь что, а тут вовсе: мы-мы. Чего «мы»?

Дескать, в больницу ее отвези. Щас!! С утра кровельщик обещался подойти насчет сеней, изгородь на задках покосилась, козлы править надо. Я все брошу — в больницу попрусь. Туда пять километров да обратно… шесть. Пятьдесят шесть километров! Бензин дороже молока! Кто повезет? Легче без зубов жить. Ей-бо! А на что они? Цены щас — все одно ничего не укусишь. Куды я поеду?! Зачем?
Кого-чего?!

Пошел. Машины в разгоне все, и лошадей нету ни одной. Ни одной! Какая где. И что теперь делать? И где взять?!

Она: «Мы-мы».
Говорю:
— Замолчи! Не трепли невров
Замолкла. Еще хуже — не поймешь, живая — нет. Потрогал — теплая еще. Плохо, ходить не может. Силится встать, а ей в голову отдает. А что я тебе?! Куды я? Кого-чего?! И что я могу сделать с одной ногой? Пошел в сарай, от Ирки коляска осталася, от внучки. Крышу проели крысы, сиденье крепкое. Что ему? Весной навоз только возил, и все. Соломы бросил пучок, подогнал к крыльцу. Теперь ее перетащить надо! А в ей пудов шесть! Ей-бо! В сестре шесть и в ей. Аферистки. Шесть пудов целиком не поднять мне… только частями. Твою мать-то!

Соседку кликнул. Подтащили как-то. Хорошо, крыльцо высокое — прямо перевалили в коляску… Немецкая коляска. Рассчитано все… на шесть кило. Тут — шесть пудов! Колеса не вертются. Смазал солидолом. Соседка над душой стоит, ахает. Стерва! Нашла когда ахать. Костылем отодвинул ее… по спине. Куды ты лезешь? Что ты ахаешь?! Помогла — пошла на хрен!
Отъехали с километр — дождь. Ни одной тучи на небе. Откуда дождь?!. Соседка подгадила. У ей глаз дурной. Куры дохнут. «Хорек, хорек». Какой хрен хорек? Чуть ветер с ее стороны — дышать нечем. У ей даже колорадский жук не держится. У всех путных людей картошка облеплена, у ей — ни одного. Льет и льет дождь, конца нету. Глина под ногами, склизь. Ее пиджаком прикрыл, сам до нитки в одну минуту… Ну, едем. Кто едет, конечно, кто идет.

Навстречу Олюшка-спекулянтка тащится. У ей зять у нас с краю живет, Ванька. Ты не помнишь, давно уж было. За бутылку взялся голым вдоль деревни пробечь. А мужики подгадали — в аккурат бабы вечером коров гонют с того конца. Загнали его в крапиву. Измуздыкали так — прибежал, не поймешь, где зад, где перед. Так вздулось все. Рот нашли, тогда определили… где зад. Олюшка навострилась сразу:
— И что везешь?..— Спекулянтка, собака.
— Что? А ты не знаш?.. С час назад объявили по радио: старух порченых меняют на телевизоры.
— Шутишь.
— Каки шутки?

Она под пиджак глянула, моя там: «Мы-мы». И эта готовая, тоже: «Мы-мы». Говорю:
— Что ты топчешься, собака? Дуй бегом, Ванька тебя заждался с коляской. Разворачивается, как даст ходу назад.
— Эй! Подмогни хоть маленько.

И де? Ее не видно уже. Твою мать-то… Иду кое-как, кувыркаюсь. Вот он, мосток-то! Где Петька Шерстков руку сломал. Девок пугал. Девки сзади шли, он забрался под мосток. Подходят они, он: у-у-у!.. Дурак-то, твою мать. У их сумка с солью пуда на два — ух вниз по башке ему. Он в овраг и боком об корень березовый — два ребра погнул… И руку сломал… через месяц где-то.
Вот он, мосток-то, внизу. Чую, щас перевернемся. Ей-бо, перевернемся! И что делать? Объезда нету. И что я?! Куды? Кого-чего?!. Бросить все да развестись к чертовой матери. Она: «Мы-мы». Дескать, не бросай. Я, дескать, за тобой горшки носила, когда ногу потерял, дескать, поседела через тебя… Ну, што и дети на ей были, и я взвалился… Говорю:
— Что было, то прошло. Прощай… на всякий случай.
Костылем уперся — тормозю. Как съехали?! Не пойму. Мосток перешли. Теперь вверх! А куды я с одной ногой?! Что я?! Кого-чего? Не подняться мне!! Выперся как-то. Ноги не держат. Тащусь дальше. Слышу — хрусть. Чтой-то?.. Костыль треснул. Твою мать! Ложись, помирай… И тут коляска как задергается. «Все,— думаю,— агония у ей началась». Заплакал, ей-бо! Чего же? Сорок лет прожили. За сорок! За сорок. Поворачиваюсь попрощаться, пока не остыла,— она смеется лежит!..

Я в глине весь, как в говне. И вот все у ей так. Когда сгорели в шестьдесятом году, стоим в исподнем у головешек — она смеяться давай. Думал, рехнулась. А это в ей, значит, поперек судьбы чтоб. Ума-то нету. А мне какой смех? На култышке три километра. Быстрей на пузе вокруг земли. Твою мать-то совсем! И что я?! Как дойтить?! Кого-чего?

Ну, пришли. Врач чего-то на месте оказался. Молодой еще, трезвый… ума-то нету. Сразу руки мыть, инструментов ей в рот натыкал — чик! Готово! Она: «Ой!» Он:
— Все! Следующий!

В Москве учился… ума-то нету. А у ей вишь что, в десне рыбья кость застряла. Так жрать горазда! Я-то сижу, подо мной лужа, с чего натекло, всем не объяснишь. Костыль сломал, култышку истер в кровь. А в следующий раз у ей баранья кость застрянет?!. Мне помирай? Думаю развестись…
С утра ухлестала. Когда будет? А ну дождь?! А ну пожар?! Что я один? Куды?! Кого-чего?! Дура чертова, собака!
Ктой-то там на дороге показался. Глянь, не моя?

Анатолий Трушкин.
Монолог написан для Михаила Евдокимова.

Пару недель назад отдал в «аренду» на вязку на несколько дней подружке своего кобеля-медалиста (немецкая овчарка). Собак чудесно провёл время. Неделю назад вернулся довольным и заматеревшим. По прибытии, как водится, обоссал все заборы, подтвердив свои права на владение собственностью. Остававшаяся дома стая Кешу не забыла и всё пошло по заведённому обычаю.

Однако, время проведённое в «чужой» семье несколько изменило его привычки. В каждом доме свой уклад и кобель, как часто бывает, научился новым трюкам.

Наш дом стоит на опушке леса и окружён глухим двухметровым забором. Ограда собрана из профнастила, ещё советских времён. Очень прочна и монументальна. День собаки обычно проводят в своих вольерах. На ночь отпускаются на свободную охрану и традиционно «нарезают» круги по периметру территории.

На следующее утро после прибытия «дорогого гостя» я проснулся от звуков собачьей свары.

Выглянул в окно и увидел, что вся стая собралась на небольшом «пятачке» и скандалит. Вышел на улицу и разогнал всех по вольерам. Кешу оставил во дворе, вдруг ещё не всё «отметил» и будет переживать.

В обед я собрался в лес и, выйдя во двор, обнаружил пса на том месте, где оставил (на утреннем «пятачке»). Кобель сидел, прижав морду к забору и не обращал на меня внимания.

Как обычно собаки проводят день? Они или дрыхнут в вольерах или грызут любимый мосол. Сценарий редко бывает другим. Поэтому я был озадачен необычным поведением своего пса. Подошёл к нему и осмотрел забор. В профнастиле обнаружилось небольшое отверстие, видимо, от болта. Всё оказалось просто, Кеша «изобрёл телевизор». Разумеется, не сам догадался, а потырил технологию, когда находился в командировке. Дырка в заборе существовала, без малого, 30 лет, но никого не заинтересовала, до поры.

Видимо, «телепередачи» были интересными, недаром, он не отходил от «окна в мир» несколько часов. Я не стал мешать просмотру и удалился. Вечером, для подтверждения своей догадки, немца отправил в вольер и выпустил кавказуху. Та, ожидаемо, приникла к «экрану». Стало очевидно, что «разборка» по утру состоялась из-за несоблюдения очереди на посмотреть.

На следующее утро, собачьи дрязги повторились. Надо было решать проблему, не люблю просыпаться по чужой воле.
Вариантов было немного:
1. «выключить телевизор», залатав дыру
2. «купить» каждому по отдельному «монитору»

Я люблю своих собак и выбрал пункт 2. Достал дрель, выбрал самое толстое сверло и насверлил дырок, по одной на брата. Четыре стороны света — 28 отверстий.

Склоки по утрам моментально прекратились. Когда возвращаюсь домой, на меня внимательно смотрят семь счастливых карих глаза. Спустя неделю выяснились интересы стаи при просмотре «телепередач». Они предпочитают «программы» о природе (северная сторона забора, выходит на лес) и «реалити-шоу» (западная часть — на подъездную дорогу и соседей). Любят коллективные просмотры, индивидуальных пока не наблюдал. Опасаюсь, что научатся «переключать каналы».

После модернизации забора получил приятный бонус. Количество ложных срабатываний собачьей «сигнализации» значительно уменьшилось. Лай слышен нечасто и всегда по делу.

P.S. Хорошо подумаю, если решусь отправить кого в «командировку». Вполне вероятно, что в другой раз, придётся построить аквапарк, библиотеку или приобрести телескоп, вдруг собаки заинтересуются устройством Вселенной.

16-летняя турчаночка была чудо как хороша. Барин, усмехаясь, смотрел на пленницу, нимало не заботясь о том, что стоящей рядом с ним супруге его интерес был прекрасно виден и понятен.
Смуглая кожа, пронзительные карие глаза, изумительные изгибы, напоминающие барханы пустынь.

Турчанка стояла перед русским помещиком и его женой, скромно потупив взгляд. Она была настоящей дочерью своего народа, и с молоком матери впитала простую тайну выживания: если ты попала в плен, сохраняй покорность и верно служи своим новым господам.

Барин что-то сказал по-русски, засмеялся, глядя на Сальху. Девушка, понимая, что сказанное относилось к ней, улыбнулась в ответ.
Она в плену; этот толстоватый, лысоватый мужчина - ее господин, и она будет покорна ему во всем.

В 1774 году в село Мишенское Белевского уезда, имение тульского помещика, секунд-майора Афанасия Ивановича Бунина привезли двух девочек-турчанок. Фатьма и Сальха были захвачены во время штурма турецкой крепости Бендеры русской армией. Отец девочек погиб во время осады, других родственников в Бендерах у них не было.
Фатьме было одиннадцать лет, Сальхе - шестнадцать.

Обстоятельства, предшествующие появлению юных турчанок в имении русского помещика, описаны в дневнике Анны Петровны Зонтаг, внучки Афанасия Бунина:
"В царствование императрицы Екатерины II, когда были ведены Россией такие счастливые войны против Турции, мещане города Белева и многие крестьяне, казенные и помещичьи, повадились ездить за нашей армией маркитантами и торговали с большой выгодой. Один крестьянин села Мишенского, находящегося в трех верстах от Белева, принадлежавшего деду моему и где он преимущественно проживал со своим семейством, также собрался в маркитанты и, пришедши проститься со своим господином, спросил: "Батюшка, Афанасий Иванович, какой мне привезти тебе гостинец, если посчастливится торг мой?". Дедушка отвечал ему шутя: "Привези мне, брат, хорошенькую турчаночку, - видишь, жена моя совсем состарилась!". Но крестьянин не за шутку принял эти слова.

После взятия Бендер крестьянин выменял двух турецких девочек у захвативших их в плен солдат. Вскоре Сальха и Фатьма оказались в белевском имении Бунина. Афанасий Иванович и его супруга, Мария Григорьевна Бунина (урожденная Безобразова), осмотрели турчанок. Помещик был в восторге от красоты юных пленниц, а вот Мария Григорьевна, хорошо знавшая легкомысленный нрав своего мужа, тяжело вздыхала, будто предчувствуя дальнейшее развитие событий в усадьбе.

Для одиннадцатилетней Фатьмы разлука с родиной оказалась невыносимой: девочка вскоре захворала и скончалась. А вот Сальха приспособилась к жизни в русском поместье. Красивая, ловкая, смиренная турчаночка проявила покорность своей участи, полюбила младших дочерей Буниных - Варвару и Екатерину, - и стала им нянькою.
Всего у Афанасия Ивановича и Марии Григорьевны родилось одиннадцать детей, но выжило только пятеро. Старшие дети Буниных, как и младшие, приняли Сальху, относились к ней добросердечно, и даже учили русскому языку.

Турчанка оказалась удивительно умелой хозяйкой: она быстро выучилась готовить русские блюда, делать заготовки на зиму и разные домашние запасы. Афанасий Иванович, который обожал хорошо покушать, не мог нарадоваться на свой "гостинец".
Однако, не только вкусные борщи да вареники влекли помещика во флигелек, выделенный Сальхе для жизни. На фоне постаревшей, несколько раз рожавшей Марьи Григорьевны, свежая, отменно сложенная юная турчанка смотрелась особенно выигрышно.
"Сальха, как невольница, по своим магометанским понятиям, покорилась ему во всем, но все также была предана душою Марье Григорьевне, которая, заметя связь мужа своего с турчанкою, не делала ему ни упреков, ни выговоров, а только удалила от Сальхи дочерей своих". - А.П. Зонтаг.
Сальхе отлучение от полюбившихся ей девочек было тягостно, однако, визиты Афанасия Ивановича во флигелек не прекратились. Напротив, он стал задерживаться у турчаночки на все более продолжительное время.

После смерти старой ключницы Буниных все хозяйство поручили Сальхе. Кроме того, у турчанки появилась своя прислуга, состоящая из двух сенных девок.
Вскоре Афанасий Иванович окончательно перебрался к Сальхе во флигель. Турчанка три раза беременела от помещика, но все дети очень быстро умирали.

Несмотря на двусмысленность своего положения, Сальха сохраняла добрые отношения с Марией Григорьевной. Турчанка, с соответствии со своими магометанскими понятиями, считала барыню первой женой и своей госпожой. Бунина, в свою очередь, прекрасно понимала, что девочка не выбирала свою судьбу, и вина в происшедшем по большей части лежит на ее супруге.
Выучившись читать, Сальха начала изучать христианскую религию и вскоре выявила желание принять православную веру. Окрестили турчанку как Елизавету. Отчество она приняла по имени своего крестного отца, управляющего имением Буниных - Дементьевна. Фамилию своей наложнице придумал сам Афанасий Иванович - Турчанинова.

Все больше погружаясь в русскую культуру, изучая церковные книги, Елизавета Дементьевна начала осознавать преступность своего положения с точки зрения Православия:
"Тут только увидела она истинное свое положение. Узнала о нем с неописуемым горем, но не имела силы разорвать преступной связи. Привязанность ее к Марии Григорьевне сделалась беспредельной: она обожала ее терпение и ангельскую кротость. Елизавета Дементьевна жила во флигеле, обедала в своей горнице и приходила к бабушке моей только за приказанием". - А.П. Зонтаг.
В 1783 году Марье Григорьевне стало известно об очередной беременности турчанки, однако, барыня не подала вида, и все также приглашала Турчанинову в свой дом, давала ей разнообразные поручения.
Марья Григорьевна обожала проводить время в обществе Андрея Григорьевича Жуковского - бедного дворянина с Киевщины, волею судьбы оказавшегося в Тульской губернии и жившего у Буниных из милости. Приживал был отличным музыкантом и художником: он аккомпанировал девицам Буниным на скрипке, рисовал узоры для кружевниц Марьи Григорьевны. Афанасий Иванович обожал беседовать с Андреем Григорьевичем на самые разные темы, советовался с Жуковским по хозяйственным делам.

29 января 1783 года Елизавета Дементьевна Турчанинова родила мальчика. Малютку необходимо было окрестить, но свою фамилию Афанасий Иванович незаконнорожденному сыну дать не мог. В результате барин приказал приживалу Жуковскому усыновить новорожденного и стать ему крестным отцом.
Крестной матерью своего сына Афанасий Иванович "назначил" свою тринадцатилетнюю дочь Варвару. Марья Григорьевна, узнав об этом, поначалу выступила против, но затем смирилась.
Мальчика окрестили Василием Андреевичем Жуковским. Сразу после крещения Елизавета Дементьевна взяла сына и отправилась к барыне. Турчанинова положила спеленутого малютку на крыльцо, а сама бросилась Марии Григорьевне в ноги. Бунина была растрогана, а вид маленького ангелочка Васи умилил ее.
За два года до рождения Василия в Лейпциге умер единственный сын Буниных, блестящий студент Иван, гордость своей матери. Доброе сердце Марии Григорьевны сразу и навсегда приняло сына своего мужа от другой женщины:
"Бабушка моя взяла его на руки, целовала, крестила и даже плакала. С этих пор маленький Васинька сделался любимцем всей семьи. Бабушка часто спрашивала: "Варинька, где же твой крестник? Что так долго не несут его к нам?". У Васиньки была кормилица. мамушка, нянюшка, одним словом, он пользовался всеми правами сына и бабушка так любила его, что почти всегда хотела иметь его на глазах". - А.П. Зонтаг.

В метрике Василия записали "незаконнорожденным сыном дворовой вдовы" - это унизительное "клеймо" ему пришлось нести очень долго, доказывая высокородным, законным сынам помещиков, что он ничем не хуже, а даже лучше их.
В 1791 году в Туле в возрасте 75 лет скончался Афанасий Иванович Бунин. Все свое состояние помещик поделил между четырьмя дочерями. Елизавете Дементьевне Турчаниновой и ее сыну Василию Жуковскому не было оставлено ни копейки.
Несправедливое решение супруга-самодура привело Марию Григорьевну в негодование. Поговорив с дочерьми, она "выбила" для Василия 10 тыс. рублей - сумма по тем временам весьма солидная.

После похорон все домочадцы вернулись в белевское поместье, а Василий остался в пансионе Роде, где учился до 1792 года.
Несмотря на прекрасные способности юного Жуковского, будущее его, как незаконнорожденного, все еще было неясным. Марья Григорьевна и ее дочери приложили колоссальные усилия, чтобы обеспечить Василия дворянским титулом. 1 июня 1795 года в нарушение процедуры подачи "посемейного формуляра", Марья Григорьевна добилась для своего воспитанника грамоты на дворянство.
В 1797 году студент Московского университетского пансиона Василий Жуковский приехал в родное имение Мишенское, где жили его родная мать Елизавета Дементьевна и "названая" мать Мария Григорьевна. Василию выделили флигель, в котором раньше жил его приемный отец А.Г. Жуковский.
Именно здесь юноша пишет свое первое стихотворение - "Майское утро", которое он прочел двум своим матерям.
В июне 1800 года Василий окончил пансион с серебряной медалью. Марья Григорьевна по этому случаю подарила ему 35 томов "Энциклопедии Дидро".

К сожалению, Мария Григорьевна и Елизавета Дементьевна не понимали увлечения Жуковского поэзией. Обе женщины считали, что Василий "должен взяться за ум" и начать строить карьеру по чиновничьей части. Жуковскому же "мундир, один мундир" был отвратителен.
В ноябре 1801 года Василий пережил романтическую драму. Он влюбился в свою племянницу Марию Вельяминову, просил ее руки у Марии Григорьевны, но получил отказ. Вскоре Вельяминову выдали замуж за человека, которого она не любила.

После конфликта с начальством в Соляной конторе Жуковский оставил службу и едва не угодил в тюрьму. Выручили друзья - А.И. Тургенев, А.А. Протопович-Антонский.
"Расплевавшись с начальством", Жуковский написал письмо М.Г. Буниной с просьбой разрешить ему жить в Мишенском и заниматься литературными трудами. Мария Григорьевна была раздосадована, но отказать названому сыну не смогла:
"Теперь осталось тебе просить отставки хорошей и ко мне приехать… Всякая служба требует терпения, а ты его не имеешь. Теперь осталось тебе ехать ко мне и ранжировать свои дела с господами книжниками".
В Мишенском Жуковский стал гувернёром своих многочисленных племянниц. Кроме того, он занимался написанием стихов, прозы, критических статей, много переводил.
9 июля 1806 года 23-летний Жуковский пишет в своем дневнике:
"Можно ли быть влюбленным в ребёнка?".
Ребенок - это его 12-летняя племянница Мария Протасова. Василий Андреевич, и правда сильно влюбился в девочку: он посвящал ей стихи, впадал в депрессию, когда родители увозили Машу из имения.
В ноябре Жуковский объяснился со своей сестрой Екатериной Афанасьевной Протасовой, которой открыто признался в чувствах к Марии. Вся семья, включая "матриарха семейства" Марию Григорьевну Бунину, осудила молодого человека. Василия Андреевича обвинили в злоупотреблении доверием и в чувствах, которые недопустимо дяде иметь к племяннице.

Жуковский продал дом, который он строил неподалеку от бунинской усадьбы, и уехал в Москву. Его родная мать, Елизавета Дементьевна, предпочла остаться в Мишенском и, как и прежде, жить в качестве приживалки при Марии Григорьевне.
Приемная мать Жуковского Мария Григорьевна Бунина скончалась в мае 1811 года. Для Елизаветы Дементьевны Турчаниновой это стало тяжелейшим ударом. Так получилось, что турчанка, захваченная когда-то в плен, и привезенная в русскую усадьбу, полюбила всем сердцем не своего "хозяина", и даже не родного сына. Сальха полюбила свою госпожу, Марию Григорьевну. Верность и преданность Елизаветы Дементьевны барыне не знала границ, а та отвечала ей взаимностью.
Сразу после смерти Марии Григорьевны Елизавета Дементьевна тяжело заболела и через 10 дней скончалась.

Прошли годы. Василий Жуковский стал одним из самых известных и влиятельных людей в стране. Знаменитый поэт, друг и учитель Пушкина, один из основоположников романтизма в русской поэзии, переводчик, литературный критик, педагог, наставник членов императорской фамилии, тайный советник, автор государственного гимна "Боже, царя храни"...
Значение Василия Андреевича Жуковского для русской культуры невозможно переоценить. Не будет преувеличением сказать, что без этого человека отечественная литература была бы другой. Вполне возможно, что без Жуковского не было бы и Пушкина.

Так получилось, что "Васинька", незаконнорожденный сын помещика Бунина и пленной турчанки, стал защитником гонимых перед лицом самого Государя. Пользуясь своим влиянием на императора, Василий Андреевич неоднократно ходатайствовал за своих друзей, боролся с цензурой, защищал от нападок Пушкина и Гоголя.
Завершить эту статью хочется словами А.П. Зонтаг, племянницы и друга Жуковского:
"Василий Андреевич, наверху своего счастия, не забывал никого из прежних своих знакомых: родные, друзья, знакомые, даже самые отдаленные старинные слуги - все были осыпаны им ласками или благодеяниями. Отечество говорит о Жуковском с гордостью, а друзья и родные произносят имя его с восторгом любви и благодарности".

https://t.me/S_TkachevaN

С.Ю.Л В хорошей стране мы успели пожить...

Юр, в эту дату выхода газеты мне было ровно 17 лет...
"Где мои 17-ть лет - на Большом Каретном..." )))

В 1847 году 24-летний дерзкий столичный хлыщ, потомственный дворянин, отставной гусар Сергей Лисицын ступил на палубу корабля под Андреевским флагом, стремясь попасть в Америку.

Был принят в офицерской кают-компании дружелюбно, но в пьяном виде наговорил дерзостей командиру корабля и стал подбивать матросов на мятеж. Капитан приказал скрутить подстрекателя, завязать глаза и высадить на пустынный берег, с запиской…

Когда арестант освободился от пут и сорвал повязку с глаз, на горизонте он увидел уходящий корабль. Благородный капитан оставил ему чемодан с одеждой, три пары сапог, тулуп (Охотское море – не тропический океан), пару пистолетов, шашку, кинжал, запас сахара и чая, золотые карманные часы, складной нож, пуд сухарей, две фляги с водкой, чистые записные книжки, бритвенный прибор, огниво, запас спичек и даже 200 гаванских сигар.

Ко всему этому прилагались отличное ружьё с 26 зарядами и записка командира корабля: «Любезный Сергей Петрович! По Морскому уставу вас следовало бы осудить на смерть. Но ради вашей молодости и ваших замечательных талантов, а главное, подмеченного мною доброго сердца я дарю вам жизнь… Душевно желаю, чтобы уединение и нужда исправили ваш несчастный характер. Время и размышления научат вас оценить мою снисходительность, и если судьба когда-нибудь сведёт нас снова, чего я душевно желаю, то мы не встретимся врагами. А. М.».

Дворянин Лисицын сроду ничего не делал своими руками: в имении его обслуживали крепостные, в полку опекал денщик. Зная, что корабль шёл по Охотскому морю, он надеялся, что его оставили на одном из клочков суши гряды Алеутских или Курильских островов. Но вскоре убедился, что его положение хуже некуда. Он был зажат судьбой в клещи двух морей. Перед ним плескалось холодное Охотское море, а за спиной шумело дремучее «зелёное море тайги». А в ней – медведи, волки, рыси, ядовитые змеи…

За неделю «русский Робинзон» устроил себе дом с печью, смастерил мебель. Сделал пращу, лук и стрелы (благоразумно решив беречь патроны к ружью). И правильно – зимой в его дом рвалась голодная волчья стая – убил из ружья 8 хищников в упор. А перед этим подстрелил медведя, обеспечив себя тёплой шубой и запасом медвежатины. Ловил рыбу, собирал и сушил грибы.

12 апреля Сергей Лисицын прогуливался по берегу, оценивая последствия весенних штормов, и увидел лежащего ничком человека. Без сил и чувств. Выяснилось, что Василий, так звали несчастного, – с транспорта, шедшего в Русскую Америку. Судно дало течь, все с него сбежали, а его с сыном забыли. Корабль нашли неподалёку. Помимо 16-летнего паренька на нём оказались две овчарки, коты, 8 холмогорских коров, бык, 16 волов, 26 овец, запасы продуктов, инструменты, семена ячменя и ржи, а ещё оружие, телескоп, две подзорные трубы, самовар, строительный и огородный инструмент.

Семь месяцев одиночества напрочь выветрили у «барина» всю дворянскую спесь. С таким хозяйством и ещё с двумя парами крепких и умелых рук они за лето не только обновили дом и баню, но и научились делать масло, сметану, сыр и творог. Вспахали поле и собрали урожай ячменя и ржи. Организовали обильный лов морской и речной рыбы. Начали сбор и переработку грибов, ягод и лесных трав. Словом, зажили трудовой коммуной.

….В 1857 г. писатель Александр Сибиряков встречался с гостеприимным хозяином медных и золотых приисков в Приамурье Сергеем Лисицыным. Залежи медной руды и золота тот когда-то нашёл, будучи в одиночестве. Он был назначен правительством ещё и управляющим этими землями. Василий «Пятница» был при нём. Его сын учился в Московском университете.

А в Петербургском университете за счёт Лисицына учились оба сына командира корабля, который когда-то высадил смутьяна-гусара на пустынный берег. Став богатым человеком, Сергей Лисицын нашёл старика, проводил его в последний путь и взял на себя все заботы о его детях.

https://t.me/tkacheva_svetlanaN