Яков Коган

С раннего детства у меня пасха прочно, неразрывно связана с кладбищем. Я, в силу малолетства и научного атеизма, вяло царящего тогда ещё на Руси, совершенно не понимал, кто и как воскрес, и воспринимал эту информацию как поздравление с новым годом или что-то вроде того. Ну просто такой праздник, думал я — люди едут на кладбище и там выпивают и едят. И обязательно щедро сыплют на ещё не просохшие от вешнего снега могилки недорогую карамель и разноцветные яйца.
Приезжали бесчисленные родственники, дяди-тёти со своими плаксивыми детьми, с которыми приходилось неловко играть в мои игрушки, а по большей части — просто угрюмо сидеть с ними и вздыхать, тесно набившись в комнату в ожидании, когда же уже поедем.
Приезжали родственники русские, и не очень, а поскольку национальностью и религиозностью тогда щеголять было не очень выгодно, все были одинаковые, все дружно выпивали, пускали скупую слезу по усопшим, и пространно говорили — да, вот она жизнь то, был человек — и нету, а ведь как вчера всё было то... И ветер в такт тоскливо завывал, рассекая свою тугую грудь об острые лучи жестяных пятиконечных звёзд на памятниках. Наши все были со звёздами, все воевавшие, партийные.
И все соглашались со сказанным, отмечая несправедливую скоротечность течения бытия и неотвратимость могильной тьмы, готовую бесстрастно поглотить каждого.
Но уже после второй начинали вести весёлые житейские разговорчики, дядя Боря, бешено подмигивая другим мужикам, надёжно и чуть карикатурно хлопал себя по бездонному карману плаща, как бы суля некую приятную неожиданность, сокрытую в его недрах, на примогильном столике расцветали деликатесы в виде сервелата, шпрот и всё тех же яиц с куличами, женщины через чур старательно морщились, выпивая по маленькой, и говорили неизменно, что уж больна ваша водка горькая, нет ли лучше вина или настоечки, а мужчины, посмеиваясь над ними, дружно закуривали разномастные сигаретки, и бабушка сразу начинала ругаться, что лишь бы им только дымить, аспидам.
А вокруг жило и бурлило бескрайнее кладбище с бело-голубыми надгробиями, проржавевшими и перекошенными. С неправильно сваренными из арматуры крестами и облупившимся оградками, с выгоревшими на многолетнем солнце пластмассовыми цветами и чёрно-белыми глазами на овальных фотографиях, незряче вглядывающимися в пустоту и всё силящимися рассмотреть там что-то, что давно уже забыто и нет того, кто мог бы это вспомнить, да и не было никогда, если быть совсем честным.
И из этого, пронизанного весенним солнцем и многотысячным людским рокотом великолепия появлялись стайки плохо одетых детей, которые бесцеремонно и никак не обращая внимания на взрослых, собирали с могил яйца и конфеты, не брезгуя и раскрошенными и размокшими печеньями. Всё это добро валили они в полиэтиленовые пакеты, а самые наглые подходили к взрослым и просили ещё. И когда отец мой попытался отогнать их, бабушка страшным шёпотом пояснила, что так принято, пусть дети собирают, ибо на том свете и дальше что-то со всем неразборчиво. И отсыпала добытчикам ещё немалую горсть карамели «Слива».
И обязательно появлялись какие-то знакомые, и кто-нибудь непременно угощал меня яйцом, и оно было жуткое, холодное, и, как мне тогда казалось, пахло покойником. Я культурно чистил его, удручённо смотрел на его белёсо-синюшную плоть, ледяную и тошнотворно упругую, и, дождавшись, пока никто не видит, выбрасывал в какие-нибудь кустики.
А потом, когда я немного вырос, я решительно отказался от данной традиции, хотя не могу сказать, что она сошла на нет. Напротив, родственники как и прежде собираются и выпивают там, на кладбище. Не все конечно, ибо иные сами уже стали его постоянными обитателями, и уже к ним приезжают выпить и подкрасить оградку, другие — поменяли духовную ориентацию, и отмечают теперь совершенно другие праздники, третьи переехали к чёрту на кулички и теперь только позвонят может быть пару раз в год. Скоротечное бытие жадно хлопает могильной пастью и каждый уворачивается от неё как умеет.
А я, я слишком хорошо знаю, что пытаются разглядеть и вспомнить чёрно-белые глаза с овалов фотографий, знаю и поэтому никуда больше не езжу. С праздником, ребята.